Стихи Иосифа Бродского

Л. В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба - игра.

Что зачем нам рыба, раз есть икра.

Что готический стиль победит, как школа,

как способность торчать, избежав укола.

Я сижу у окна. За окном осина.

Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.

Что зачем вся дева, раз есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

********

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе данный.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,

но зато ее хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладет на плечи.

Я сижу у окна в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли и дням грядущим

я дарю их как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи. 

********

Тогда, когда любовей с нами нет,

тогда, когда от холода горбат,

достань из чемодана пистолет,

достань и заложи его в ломбард.

Купи на эти деньги патефон

и где-нибудь на свете потанцуй

(в затылке нарастает перезвон),

ах, ручку патефона поцелуй.

Да, слушайте совета Скрипача,

как следует стреляться сгоряча:

не в голову, а около плеча!

Живите только плача и крича!

На блюдечке я сердце понесу

и где-нибудь оставлю во дворе.

Друзья, ах, догадайтесь по лицу,

что сердца не отыщется в дыре,

проделанной на розовой груди,

и только патефоны впереди,

и только струны-струны, провода,

и только в горле красная вода.

********

Так долго вместе прожили, что вновь

второе января пришлось на вторник,

что удивленно поднятая бровь,

как со стекла автомобиля – дворник,

с лица сгоняла смутную печаль,

незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег

коль выпадет, то думалось – навеки,

что, дабы не зажмуривать ей век,

я прикрывал ладонью их, и веки,

не веря, что их пробуют спасти,

метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,

что тесные объятия во сне

бесчестили любой психоанализ;

что губы, припадавшие к плечу,

с моими, задувавшими свечу,

не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз

семейство на обшарпанных обоях

сменилось целой рощею берез,

и деньги появились у обоих,

и тридцать дней над морем, языкат,

грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,

без мебели, без утвари, на старом

диванчике, что – прежде чем возник —

был треугольник перпендикуляром,

восставленным знакомыми стоймя

над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,

что сделали из собственных теней

мы дверь себе – работаешь ли, спишь ли,

но створки не распахивались врозь,

и мы прошли их, видимо, насквозь

и черным ходом в будущее вышли.

********

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. 

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку? 

За дверью бессмысленно всё, особенно - возглас счастья. 

Только в уборную - и сразу же возвращайся. 

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. 

Потому что пространство сделано из коридора 

и кончается счётчиком. А если войдёт живая 

милка, пасть разевая, выгони не раздевая. 

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. 

Что интересней на свете стены и стула? 

Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером 

таким же, каким ты был, тем более - изувеченным? 

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову 

в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу. 

В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной. 

Ты написал много букв; ещё одна будет лишней. 

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната 

догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито 

эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция. 

Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция. 

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были. 

Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, 

слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся 

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Одиночество

Когда теряет равновесие

твоё сознание усталое,

когда ступеньки этой

лестницы

уходят из под ног,

как палуба,

когда плюёт на человечество

твоё ночное одиночество,

-ты можешь

размышлять о вечности

и сомневаться в

непорочности

идей, гипотез, восприятия

произведения искусства,

и - кстати - самого

зачатия

Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться

данности

с глубокими её могилами,

которые потом,

за давностью,

покажутся такими милыми.

Да.

Лучше поклоняться

данности

с короткими её дорогами,

которые потом

до странности

покажутся тебе

широкими,

покажутся большими,

пыльными,

усеянными компромиссами,

покажутся большими

крыльями,

покажутся большими

птицами.

Да. Лучше поклонятся

данности

с убогими её мерилами,

которые потом до

крайности,

послужат для тебя

перилами

(хотя и не особо чистыми),

удерживающими в

равновесии

твои хромающие истины

на этой выщербленной

лестнице.

"Мне жаль..."

Мне жаль, что тебя не застал летний ливень

В июльскую ночь, на балтийском заливе

Не видела ты волшебства этих линий.

Волна, до которой приятно коснуться руками

Песок, на котором рассыпаны камни

Пейзаж, не меняющийся здесь веками.

Мне жаль, что мы снова не сядем на поезд,

Который пройдет часовой этот пояс

По стрелке которую тянет на полюс

Что не отразит в том купе вечеринку

Окно, где все время меняют картинку

Что мы не проснемся на утро в обнимку.