Наши эмоции могут управлять нами, если мы живем неосознанно, не контролируя их. Человек, который не может сдержать себя в минуты гнева или злости, теряет уважение как тот, кто неспособен на серъезные действия. Если же вы пытаетесь управлять своей жизнью, но не получается, тогда предлагаем вам очень действенную практику, которая может изменить вашу жизнь и спасти отношения с окружающими.
Когда ум начинает погружаться в эмоцию, станьте осознанными как можно раньше. Кто-то вас оскорбил. Нужно совсем немного времени, чтобы вы разозлились, потому что таков механизм. Вы разозлитесь, но после паузы.
Все происходит подобно вспышке. Сперва вы почувствуете себя оскорбленным. В тот момент, когда вы это почувствуете, начнет течь второй поток: вы начнете злиться.
Сперва гнев не будет осознаваться; сперва он будет подобно лихорадке. Потом он станет осознанным. Потом вы начнете либо выражать его, либо подавлять.
Поэтому когда я говорю «чем раньше, тем лучше», я имею в виду, чтокогда кто-то оскорбляет вас, осознайте это чувство как можно быстрее, как только вы почувствуете себя оскорбленными. И когда вы осознаете, попытайтесь остановиться. Не поддавайтесь автоматической привычке ни на секунду.
Даже одна такая остановка очень сильно поможет. Более длительная пауза поможет еще больше.
Когда отец Гурджиева умирал, он позвал своего сына. Ему было всего девять, и Гурджиев запомнил это на всю жизнь. Отец позвал его. Он был самым младшим ребенком, и сказал, —
«Я так беден, я ничего не могу тебе дать, мой мальчик. Но я могу дать тебе то, что мой отец дал мне. Ты, возможно, сейчас не сможешь понять, что это означало, потому что я сам не смог понять, что это значило, когда мой отец дал мне этот совет. Но он оказался самым драгоценным в моей жизни, поэтому я даю его тебе. Сохрани его! Когда нибудь ты, возможно, начнешь его понимать.»
Гурджиев был весь во внимании. Отец сказал, —
«Когда почувствуешь гнев, никогда не отвечай в первый двадцать четыре часа. Реагируй, но пусть будет этот промежуток в двадцать четыре часа.»
Гурджиев последовал совету своего умирающего отца.
Он глубоко отпечатался в его уме в тот самый день, когда умер его отец, и Гурджиев сказал, —
«Я практиковал очень много духовных упражнений, но это было самое лучшее. Я никогда не мог рассердиться в своей жизни, и это изменило все ее направление, весь ее поток, потому что мне приходилось следовать обещанию.
Когда кто-то меня оскорблял, я создавал некую ситуацию. Я говорил этому человеку, что вернусь через двадцать четыре часа, чтобы ответить, и никогда не отвечал, потому что я понимал, что отвечать бесполезно.»
Нужна была всего лишь пауза. И вся жизнь Гурджиева изменилась.