С фотографии на Катю смотрел дед. Он всегда хмурился, когда в доме случались
неприятности. Обычно он трогал коротко остриженный ус, задумывался ненадолго,
принимался за второй ус и говорил:
— Давай подумаем вместе.
Четыре года дедушки нет, четыре года Кате приходится думать одной. Как не
хватает сейчас его! В трудные минуты Катя редко вспоминала мать. С девяти лет
ее воспитывал дедушка. Она училась во втором классе и вместе с дедом часто
ходила в больницу к матери. Потом ее и в больницу перестали пускать, а потом…
были соседи, жалели маленькую Катю и все повторяли: «Сиротинушка».
По-настоящему сиротой Катя почувствовала себя четыре года назад. Тогда она
училась на предпоследнем курсе технологического, деда не стало и это было
самым большим горем в ее жизни. Самое близкое, самое сокровенное Катя могла
доверять только ему. И он перед тем как покинуть этот мир открыл ей свое
сокровенное.
…Она готовилась к экзаменам, а дед лежал больной. Был он задумчив, рассеянно
отвечал на вопросы и все почему-то вздыхал. Катя поняла: что-то тревожит деда
сильнее его болезни. И не ошиблась. Он позвал Катю и попросил посидеть с ним.
Был он чисто выбрит, на стуле висели костюм и галстук.
Посиди, Катенька. Посиди. Хотел вот подняться, да ноги чужие сделались.
Слабну… Может быть, доченька (он часто называл ее так), этот разговор стоило
раньше начать, да не решался. Так слушай, Катенька. Это очень и очень важно.
Дед умолк, поправил подушки, привалился к ним спиной. На бледном лице пятнами
проступил румянец.
— В квартале от нас, на Белинской… живет очень близкий мне человек.
Катя вздрогнула, и дед перехватил взгляд внучки, направленный на фотографию
бабушки. Он еще больше покраснел, заторопился говорить:
— Нет-нет, Катенька! Не думай плохого. Шура… Александра была подругой твоей
бабушки. Так вот, Александра Федоровна очень больна. Раньше я ходил для нее в
аптеку, в магазин. И сегодня хотел… Не оставляй, Катенька, ее одну. Это самая
большая моя просьба…
Три года изо дня в день ходила Катя на улицу Белинского. Несколько раз за эти
годы заставала у Александры Федоровны женщину. Гостья всегда куда-то
торопилась, спрашивала о здоровье, не раздеваясь, сидела и, не замечая Кати,
исчезала.
Катя научилась делать уколы, готовила и стирала для Александры Федоровны,
часто ночевала у нее. И в этой квартире висел портрет деда. Когда Катя
приходила с работы и принималась за дело, ей казалось, что дед смотрит чуть
виновато, но довольно: внучка помнит его наказ.
После похорон Александры Федоровны в доме появились незнакомые люди. Женщина,
которую встречала Катя в этой квартире, оказалась сестрой покойной.
Объявившаяся родня перетряхивала в комоде белье, то и дело скрипели дверцы
шкафа, серванта. Родственники что-то искали. Катя незаметно оделась и
собралась уходить, но Галина Федоровна, так звали молодую женщину, остановила
ее. — Словно ощупывая, она внимательно осматривала Катю и молчала.
— Я могу уйти? — Кате скорее хотелось захлопнуть эту дверь.
Галина Федоровна отступила на шаг, поморщилась:
— Конечно, конечно. Можете уйти. Мы, родственники, разберемся. Да вот еще… Вы,
девушка, во многом облегчили страдания Шуры. Возьмите из квартиры что-нибудь
на память о ней. Вот из этих вещей, например…
Катя едва заметно кивнула головой, прошла в комнату, бросила газету на стул,
подвинула его к стене. Большой ковер раскинулся от потолка до пола. Катя
потянулась вверх, щелкнул оборванный шнурок. Прижимая к себе портрет деда,
Катя соскочила со стула и бросилась из квартиры…
Галина Федоровна отыскала Катю по телефону в самый неподходящий момент. Было
не до разговоров: соседний цех требовал деталей, грозил остановить станки, а
простой — записать на Катину смену.
Голос в трубке упрашивал:
— Катенька! Я подожду, но вы мне так нужны, так нужны! Я ведь рядышком — в
проходной. Ну, пожалуйста, миленькая!
Галина Федоровна поднялась со скамейки, шагнула навстречу. Она была в том же
траурном платье, что и на похоронах. Руки ее мелко-мелко подрагивали, в глазах
стояли слезы.
— Давайте, Катенька, посидим! Нет-нет! Я не задержу вас.
Галина Федоровна долго сморкалась, убрала платочек в сумочку, медленно, почти
по слогам, спросила:
— Надеюсь, Катенька, вы догадываетесь, о чем пойдет речь?
Катя пожала плечами и молчала. Вспомнилось, как, два дня назад она убегала от
этой женщины, вспомнился ее взгляд.
— Так вы, наверное, и не знаете… Шура ничего вам не говорила, почему на меня
сердилась? Не говорила? Я так и думала… Шура понимала, семья, дети — лишний
раз и не вырваться навестить.
Сухие глаза цепко следили за Катей. Галина Федоровна с трудом расстегнула
сумочку, достала свернутую трубочкой бумагу,
— Вы, Катенька, прочитайте, прочитайте! Конечно, вы поймете, Шурочка-то уж не
в себе была. Не по справедливости получается. Вы человек умный…
Катя читала завещание. Оно было заверено нотариусом и сделано почти год назад.
Ей завещались все имущество Александры Федоровны и значительная сумма денег.
Она свернула лист, подала трубочку Галине Федоровне. Не глядя на собеседницу,
спросила:
— Что вы хотите?
Сухие нотки в голосе испугали Галину Федоровну. Она придвинулась, скользнув по
скамейке платьем, почти плача, быстро заговорила:
— Я ее единственная сестра. Дальние родственники — не в счет… В одном себя и
виню: мало ходила к Шуре. Но у меня внуки…
— Что вы хотите?
— Катенька! Вы должны отказаться! Во имя справедливости! В память о Шуре! Вы
понимаете? Ковер там, еще чего захотите, все обговорим, но вы понимаете?
— Понимаю, — Катя спокойно смотрела на Галину Федоровну, и та умоляюще
смотрела на Катю, пытаясь понять: откажется она от денег или нет?
— Оставьте завещание. Завтра я схожу в сберкассу. Мне эти деньги не нужны.
Трубочка-завещание снова оказалась у Кати, и она едва успела отдернуть руку от
губ Галины Федоровны.
— Спасибо, Катенька! Спасибо, родная!
Галина Федоровна подкатила к сберкассе на такси. Кивнув шоферу — подождать,
она выскочила из машины и столкнулась в дверях с Катей.
— Катенька, здравствуй!
— Здравствуйте! Я сделала, что вы просили. Прощайте, Галина Федоровна.
Работники сберкассы долго рассматривали паспорт Галины Федоровны, о чем-то
шептались. Наконец одна из них вернула документы и развела руками.
— Знаете… Вклад вашей сестры переведен наследницей на постройку детского сада.